Неточные совпадения
Только вот что, говорит, мне даже чудесно: мало ль ты, говорит, еще горших бесчинств произносил, мало ль по
миру людей пустил, мало ль растлил, мало ль
погубил, — все одно как бы убиением?
— Ты меня зарезал… Понимаешь: за-ре-зал… — неистово выкрикивал Василий Назарыч каким-то диким, страшным голосом. — На старости лет пустил по
миру всю семью!.. Всех
погубил!! всех!!
Ну, это, я вам доложу, точно грех живую душу таким родом
губить. А по прочему по всему чудовый был человек, и прегостеприимный — после, как умер, нечем похоронить было: все, что ни нажил, все прогулял! Жена до сих пор по
миру ходит, а дочки — уж бог их знает! — кажись, по ярмонкам ездят: из себя очень красивы.
Но вы еще дальше шли: вы веровали, что римский католицизм уже не есть христианство; вы утверждали, что Рим провозгласил Христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение, и что, возвестив всему свету, что Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем
погубило весь западный
мир.
Словом сказать, по-прежнему все в нем было так устроено, чтоб никому в целом
мире не могло прийти в голову, что этот человек многие царства разорил, а прочие совсем
погубил…
Наполеон досадовал, называл нас варварами, не понимающими, что такое европейская война, и наконец, вероятно по доброте своего сердца, не желая
погубить до конца Россию, послал в главную квартиру светлейшего князя Кутузова своего любимца Лористона, уполномочив его заключить
мир на самых выгодных для нас условиях.
Себя, других, весь
мир я ненавидел,
Я все
губил.
И замечательно то, что всё это коломенское население, весь этот
мир бедных старух, мелких чиновников, мелких артистов и, словом, всей мелюзги, которую мы только поименовали, соглашались лучше терпеть и выносить последнюю крайность, нежели обратиться к страшному ростовщику; находили даже умерших от голода старух, которые лучше соглашались умертвить свое тело, нежели
погубить душу.
— Милая сестра, за что ты хотела
погубить свою бессмертную душу? Соблазны должны войти в
мир, но горе тому, через кого соблазн входит… Молись, чтобы бог простил нас.
Катерина Матвеевна.Нет, Венеровский, вы меня не испугаете! Я свободная натура. Вы меня не перекричите, я сама все намерена высказать. Венеровский, вы подлец, и это говорит вам не женщина, а свободный человек… Он
погубит Любу, ежели она останется с ним, так же как он
погубил меня и оттолкнул. Полчаса тому назад я считала себя выше всех в
мире, а теперь я несчастное, жалкое и презренное существо.
Бургмейер. Зачем? Затем, что на землю сниспослан новый дьявол-соблазнитель! У человека тысячи, а он хочет сотни тысяч. У него сотни тысяч, а ему давай миллионы, десятки миллионов! Они тут, кажется, недалеко… перед глазами у него. Стоит только руку протянуть за ними, и нас в
мире много таких прокаженных, в которых сидит этот дьявол и заставляет нас
губить себя, семьи наши и миллионы других слепцов, вверивших нам свое состояние.
Он что-нибудь да в
мире любит:
Найду любви его предмет,
И мой удар его
погубит!»
Свершилось наконец.
— Дядюшка, — говорит, — я разорился… я
погубил все семейство… все пойдут теперь по
миру!
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в
мире есть любовь,
Которая и жжет, и
губит!
— И в
миру смирение хвалы достойно, — говорила Манефа, опустив глаза и больше прежнего понизив голос. — Сказано: «Смирением
мир стоит: кичение
губит, смирение же пользует… Смирение есть Богу угождение, уму просвещение, душе спасение, дому благословение, людям утешение…»
То же самое делают в
мире люди, когда, живя не для души, а для тела,
губят свою жизнь и жизнь других людей, осуждают не себя, а друг друга или бога, если признают его, или самый
мир, если не признают бога, а полагают, что
мир сам собою устроился.
Как будто Бог, произнося свой приговор, признает и неудачу самого замысла — создать
мир из ничего, утвердить бессмертную жизнь на небытии, наделить тварь свободой, которая при роковой ее неустойчивости могла ее лишь
погубить.
Эдемская красота в не-Эдеме, в царстве «князя
мира сего», есть до известной степени хищение или подделка и потому она жалит, как змея, и
губит сладкою своей отравой.
Не вдаваясь в подробные рассуждения о нашем предприятии, торжественно, пред лицом всего
мира, возвестим о себе, о том, как похитили у нас корону, как хотели
погубить нас и как правосудный Бог чудесным образом исхитил нас из рук врагов, посягавших на жизнь нашу.
Только тот, кто не только понял, но жизнью познал то, что «сберегший душу свою потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня, сбережет её», — только кто понял, что любящий душу свою
погубит ее, а ненавидящий душу свою в
мире сем сохранит её в жизнь вечную, только тот познает истинную любовь.
— Не
погубите, заслужим,
миром заслужим!
— Это одна из жертв Гиршфельда, — заключил свой рассказ Карнеев, — я не могу этого доказать, но я чувствую. Ему понадобилась не она, а ее деньги, которые должны перейти к ее сестре, а та в его руках. Он
погубит и другую,
погубит и Антона, я старался раскрыть ему глаза, но безуспешно; я достиг лишь того, что потерял в нем друга, теперь теряю существо, которое для меня более чем друг. Я один, совсем один. Знаете ли вы, что значит быть одному? Я чужд
миру и
мир чужд мне.
Вижу, что разговоры пустые бросить надо, твержу только: «Не
погубите, заслужим,
миром заслужим».
— Вы, конечно, слышали, господин Траутфеттер, — говорил Глик, в котором от нескольких лишних лет на плечах усилилась болтливость, — вы, конечно, слышали, как некогда тезоименитое дворянство и рыцарство лифляндское, в том числе и бывший мой зятик… гм! часовой… (прибавил Глик, осматриваясь)
мир праху его! Моя Кете не была ему сужена… я
погубил бы ее… характер трудный, упорный, бестолковый; только я один мог его сносить…
«Если я один среди
мира людей, не исполняющих учение Христа, — говорят обыкновенно, — стану исполнять его, буду отдавать то, что имею, буду подставлять щеку, не защищаясь, буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то посадят в тюрьму или расстреляют, и я напрасно
погублю всё счастье своей жизни и всю свою жизнь».
«Ко всем же сказал: если кто хочет идти за мной, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за мной. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет свою душу ради меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобресть весь
мир, а себя самого
погубить или повредить себе».
Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть 800-тысячная, лучшая в
мире и предводимая лучшим полководцем, армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами, русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, т.е. сделать то самое, что должно было
погубить их.
— Прости меня, Настя. Безвинно
погубил я тебя.
Погубил. Прости, единая любовь моя. И благослови детей в сердце своем. Вот они: вот Настя, вот Василий. Благослови. И отыди с
миром. Не страшись смерти. Бог простил тебя. Бог любит тебя. Он даст тебе покой. Отыди с
миром. Там увидишь Васю. Отыди с
миром.